02.05.2014 в 06:37
Пишет -ogurtsova-:весеннее порно
Тащемта у меня весна, пусть и у вас будет, чо)
Я настроена нынче только на всякое сладкое и нежное, никакого хардкора и сплошноеголубое розовое мимими. Оно безобоснуйное, бессюжетное, сопливое и вообще все как я люблю)
Номер раз - по идее Майечки (потому что как всегда совпадаем, уруру): читать дальшеСэм первый раз сверху, психует, как бы не облажаться, он же знает как Дин-то сверху хорош)) Дин первый раз снизу тоже как-то нервничает, но пытается братца успокоить и, ммм, направить))
Винцест, до-Стэнфорд (но не хардкорный, Сэму типа 16-17), NC-17, сопливое PWP, 2200 слов.
Сэмми - нервный подросток. Со всеми вытекающими.
читатьСэм на секунду задерживается перед обшарпанной дверью с потёртой железной девяткой, медлит, откапывая в кармане ключ. Накрывает тёплой волной — ощущением дома, таким одновременно новым и знакомым.
Любое место, где они зависают дольше, чем на неделю, становится домом.
Любое ограниченное четырьмя стенами пространство, в котором есть Дин — это дом по определению.
Последний месяц они почти как настоящая семья. Дин ходит на работу в ближайшую автомастерскую, приносит в номер еду и запах машинного масла, целует Сэма в макушку, ерошит волосы и идёт в душ. Сэм разминает затёкшую от сидения над учебниками шею — он в выпускном классе, и несмотря ни на что собирается получить приличный аттестат, хоть Дин с отцом и не считают это чем-то важным...
А потом Дин выходит из ванной — с влажными волосами, с капельками воды на горячей даже на вид коже — и раздражение, появляющееся при любом воспоминании о разговорах с отцом, снимает как рукой. Потому что Дин такой тёплый, такой близкий, такой полностью его.
Сэму иногда стыдно за такие мысли, но он эгоистично счастлив, что сейчас отца нет рядом. Что они могут не дёргаться от каждого звука, трогать друг друга, когда вздумается, и просто... ну, просто жить, как нормальные люди, без всяких этих гонок за нечистью.
Дин, конечно, никогда не забывает о том, кто они, звонит отцу раз в два дня, заставляя Сэма иррационально злиться на эти вечные «да, сэр», но Сэм знает — ему тоже хорошо вот так, только вдвоём. Когда не надо прятаться, скрывать то, что уже давно — по меркам Сэма, целую вечность назад — стало для них настолько естественным, что отказаться от этого, вернуться на пару лет назад, когда всё было страшно, стыдно, неловко, неправильно — уже просто невозможно.
Сегодня у Дина выходной, и Сэм представляет, как он валяется в кровати — наверняка голый, уютный, сонный, потому что в свои выходные Дин предпочитает спать, сколько дают, и Сэм сейчас войдёт и сможет поймать губами его мягкую улыбку и хрипловатое «Хэй, Сэмми».
Дорогая, я дома.
Сэм улыбается своим мыслям и наконец поворачивает ключ в скрипучем замке.
Дин, вопреки ожиданиям, не валяется на стыке сдвинутых кроватей, раскинувшись, как обычно, в позе морской звезды. Но запах еды, и шум воды из ванной, и сброшенное на пол скомканное одеяло — всё говорит о том, что Сэм действительно дома.
От ощущения, что эта их жизнь на двоих может в любой момент закончиться, привычно щемит сердце. Сэм так старается не думать о том, что в любой момент они могут сорваться с места, повинуясь звонку отца, и снова мотаться из штата в штат, сутками в дороге, вместо того, чтобы осесть где-нибудь. Будь его воля, Сэм бы пошёл учиться, потом работать — на нормальной человеческой работе, в меру скучной, в меру интересной, прикупил бы домик в каком-нибудь пригороде, и чтобы каждый вечер Дин ждал его там, тёплый, родной, спокойный, как весь последний месяц.
Но так не будет, не может быть — никогда, не с ними, и каждый раз от этой мысли Сэму хочется что-нибудь сломать, или просто задрать голову к потолку и орать: почему? Почему, чёрт возьми, именно они?
Сэм хочет уметь расслабляться, как Дин — просто наслаждаться передышкой, не думая ни о будущем, ни о прошлом — только о том, что сейчас всё хорошо.
У него получается так только когда Дин сжимает его в объятиях, крепко, так, как будто никогда не отпустит — тогда Сэм заставляет себя не думать, просто не думать. А потом накатывает снова — удушающей волной, которая выбивает из лёгких воздух: это ненадолго. Не навсегда.
- Хэй, Сэмми, - Дин выходит из ванной, босой, в одних спортивных штанах, ерошит влажные волосы и улыбается тепло, мягко, так, как улыбается только Сэму, только когда они одни.
Сэм в два шага оказывается рядом, обнимает ладонями его лицо, целует, торопится, пытаясь вложить в прикосновения всё, что чувствует, пытаясь не сказать этого вслух — потому что это слишком.
- Соскучиться успел? - Смеётся Дин, отвечая на неловкие поцелуи. У него вокруг глаз собираются трогательные морщинки, и Сэм готов разреветься, как девчонка, потому что он такой дурак. Потому что Дин — вот он, и всё так хорошо. Сэм утыкается лицом ему в плечо, хватается за него, сжимая пальцы слишком крепко, и его почти колотит от переизбытка эмоций.
- Ну что ты? - Шепчет Дин, удерживает его руки, гладит по спине, успокаивая, напоминая — я рядом, я здесь, и всё действительно хорошо. - Что такое?
- Ничего, - Сэм глубоко вдыхает, вжимается носом Дину в шею. И правда ведь — ничего. - Устал просто, наверно.
Руки Дина такие крепкие и надёжные, что Сэма отпускает разом. И что он, в самом деле, вечно навыдумывает проблем...
- Совсем заучился, мелкий, - усмехается Дин, поглаживает его по голове, запускает пальцы в волосы, тянет слегка, заставляя поднять голову, и целует, медленно, вдумчиво, нежно-нежно, и Сэма начинает колотить уже от другого — он вжимается в брата всем телом, выдыхает ему в рот, и сразу улетучиваются все мысли, кроме — какой же он горячий, как хочется его такого, спокойного, домашнего, ласкового. Сэм кусает его губы, заводится с пол-оборота, торопится снова — потрогать везде, почувствовать.
- Сэмми, - мурлычет Дин ему на ухо, разорвав поцелуй. - Тебе явно пора расслабиться, сбросить напряжение, а?
И толкается бёдрами, давая почувствовать через тонкую ткань, какой он уже твёрдый, готовый, весь - для Сэма. Сэм стонет в ответ на его слова, притирается ближе, в животе жарко тянет предвкушением. Дин мягко прижимается губами к шее, тянет вверх его футболку, задевает кожу кончиками пальцев, пуская по всему телу мурашки, осторожно скользит раскрытой ладонью по голому животу, и Сэм толкается навстречу его руке, выпрашивая больше, сильнее. Дин прикусывает кожу на плече, и Сэма протряхивает, бросает в жар, он шарит ладонями по гладкой спине, цепляется за короткие волосы на затылке, хочется ближе, ещё, на полную, хочется его внутрь — до боли, до обжигающего кайфа хорошо.
Дин подталкивает его в сторону кровати, и Сэм с готовностью валится на смятые простыни, притягивая Дина на себя, обнимая ногами за пояс, и вот так правильно, вот так — лучше всего.
- Погоди, - смеётся Дин, нависает сверху, опираясь на руки, и смотрит-смотрит-смотрит, заставляя краснеть от того, сколько в этом взгляде... всего.
- Погоди, - Дин понижает голос, почти шепчет, наклонившись к уху, обдавая горячей волной воздуха. - Не торопись, - скользит губами по шее, ключицам, и ниже, по животу, расстёгивает наконец джинсы и обнимает ртом крепкий член. Сэм не сдерживается, подбрасывает бёдра в жаркое и влажное, и Дин мычит-стонет, вибрирует горлом, заставляя задыхаться от бешеного кайфа. Сэм сжимает в кулаках покрывало, толкается, сбиваясь с ритма, и теряет голову, совсем.
- Дин...
Дин смотрит снизу, тёмным, непонятным взглядом, выпускает член изо рта, прижимается щекой к бедру, и молчит, только дышит неровно. Сэм раскидывает ноги шире, просит всем телом — ну, давай, ну.
Сэм хочет попросить вслух, но слова застревают в горле, и Дин какой-то странный, не такой, как обычно, и он как будто ждёт чего-то. Сэм неловко ёрзает бёдрами по постели, тянет его на себя, ловит губы. Дин выдыхает, толкается вниз, и вот, вот так, ну же...
А потом Дин мягко, но сильно, в одно движение переворачивает их и вдруг оказывается снизу, под Сэмом, твёрдый, горячий, и снова смотрит непонятно, и выгибается, раздвигает ноги, и улыбается уголком губ.
Сэм задыхается от осознания, и ему вдруг становится страшно. Так у них ещё никогда не было, Дин с самого начала был сверху, и Сэму никогда даже в голову не приходило попробовать поменять... раскладку. Когда Дин вжимался в него, входил плотно, сильно, горячо, Сэму каждый раз срывало крышу от того, насколько они в такие моменты целые, как две идеально совпадающие детали. И он почему-то даже не думал, что можно и по-другому, ведь Дин всегда вёл — потому что Дин старше, сильнее, опытнее, и вообще...
- Дин...
- Давай, Сэмми, - говорит Дин, хрипло, жарко, посылая волну возбуждения по позвоночнику. - Тебе же хочется.
- Я... Я не... - Сэм сглатывает, пытается перебороть неожиданное смущение.
Дин скользит ладонями по спине, сжимает его ягодицы — привычно, правильно, и притирается вплотную, заставляя невольно толкнуться навстречу.
- Ну давай, ты же уже делал это... с девочками, да? - Дин шепчет в ухо, трётся об его живот членом, и так вдруг легко представить, как в нём внутри — жарко, узко, до боли хорошо. Наверняка лучше, чем с теми двумя девочками, с которыми Сэм успел такое попробовать ещё в той, прошлой, кажется, жизни.
Сэм не может удержать стона, и Дин довольно улыбается, обнимает ладонью его член, ведёт вверх-вниз, сжимая недостаточно плотно.
- Дин, я не могу, - выдыхает Сэм, неконтролируемо толкаясь в крепкий кулак. - Я не знаю, как, а если я тебе больно сделаю?
- Как это не знаешь? - Смеётся Дин, прихватывает губами кожу на шее. - Я столько раз тебе показывал, неужели ты не запомнил?
Сэм зажмуривается, мотает головой. Нет, он не может... так, он не может быть главным, взять на себя ответственность, в конце концов, и как так вообще можно — взять и трахнуть Дина, такого сильного, такого... Дина?
- Ладно, - вздыхает Дин и перекатывается обратно, снова накрывает собой, так привычно и правильно, и Сэм облегчённо выдыхает, надеясь наконец закончить с этим дурацким недо-экспериментом и просто получить в себя его член.
Но Дин явно не собирается так быстро сдаваться — и вот впёрлось ему в голову, ну зачем, - он садится на Сэма верхом, тяжёлый, горячий, хватает его руки и заводит себе за спину, наклоняется ниже и начинает говорить.
- Сэмми, мой Сэмми, ты такой горячий, такой красивый. Смотри, как я хочу тебя, - он выгибается, выставляясь, обхватывает в кулак твёрдый член, дрочит напоказ, бесстыдно, резко, размашисто. - Не могу, как хочу тебя, - он сбивается с дыхания, втягивает воздух сквозь зубы, а у Сэма мозги плавятся от того, какой он, и Сэм, кажется, сейчас просто кончит, только от того, что не знает, что ещё делать. Он осторожно ведёт ладонями по влажной спине Дина, и тот прикрывает глаза, облизывает губы, выдыхает:
- Ты такой большой, Сэмми, как представлю, что ты меня выебешь своим здоровым членом, ох, Сэмми, такой уже огромный, ну, давай, потрогай...
Сэм как будто завороженный, и он не может не послушаться — осторожно сжимает в ладонях крепкие ягодицы, и они стонут синхронно, на два голоса, и всё это так грязно, откровенно, так...
- Дин, - Сэм чуть не всхлипывает от избытка ощущений. - Дин, я не...
- Не дрейфь, мелкий, - Дин пьяно ухмыляется, подталкивает его руку ниже, и Сэм натыкается пальцами на влажное горячее отверстие. - Просто чувствуй, и делай, как хочется.
- Ты что... ты п-подготовился? - Сэм тычется пальцами, пробует — скользко, мокро, жарко, невозможно.
- Да я задолбался уже ждать, пока ты сам созреешь. - Дин тяжело, громко дышит, насаживается на пальцы сам, крутит задницей. - Уже сто лет хочу тебя так, как увижу твой хрен, аж сводит всё, и чего ты тормозишь, ну...
Дин обхватывает его рукой, направляет в себя — и Сэм не успевает, ничего не успевает, он просто оказывается внутри, весь, полностью, и Дин выгибается на нём, сжимает горячими гладкими стенками, сильно, сладко, и Сэм не может, совсем не может сдержаться — подаётся ему навстречу, жадно смотрит, как Дин зажмуривается, прикусывает припухшую губу, и Сэм знает, как это — когда изнутри распирает, когда много, слишком много, и так правильно, и он надеется, что Дину так же хорошо, как ему.
- Дин... Дин... - Сэм беспорядочно толкается вверх, выбивая из Дина рваные выдохи. - Не больно, Дин? Тебе не больно?
- Заткнись, а, - стонет Дин, цепляясь за его плечи, и Сэму необходимо, просто необходимо его поцеловать — он тянется, поднимается на локтях, и Дин матерится, захлёбывается воздухом, пульсирует внутри, и да, да, вот так...
Дин тяжёлый, и Сэму не хватает сил, чтобы толкаться так, как нужно, как лучше всего, и он тянет Дина за руку, переворачивает, подминая под себя — получается не так ловко, как это может Дин, и Сэм кажется сам себе жутко неповоротливым, нескладным, а Дин под ним такой гибкий, такой напрочь идеальный, и как можно вообще о чём-то думать, когда он обхватывает за пояс ногами, вжимает в себя плотнее, стонет хрипло, беспорядочно шепчет — ну, дай мне, да, вот так, Сэмми, вот так, хороший, ещё, а-ах, - когда подмахивает и царапает плечи короткими ногтями, сжимает так, что наверняка останутся синяки.
Сэм растворяется в нём полностью, расплавляется, сливается в одно с ним, таким горячим, невыносимо узким, таким открытым, раскрытым, таким полностью его, и просто чувствует, как Дин и хотел — ловит его стоны губами, кусает шею, слушает каждый выдох, стараясь распознать, от чего ему сносит крышу, и теряется совсем, уже не понимает, с чьих губ срываются стоны, всхлипы, и откуда на языке соль — от того, что у него текут слёзы или от того, что Дин весь солёный от пота.
- Давай, Сэмми, давай, - выдыхает Дин, просовывает ладонь между их телами, дрочит себе рвано, сбиваясь с ритма, и Сэм зажмуривается, уткнувшись лбом в его плечо, и кончает, краем сознания удивляясь, что так долго продержался, и всем телом чувствует дрожь Дина, как его протряхивает оргазмом, и ловит его губы, вылизывает протяжный стон, сбивчиво шепчет ему в рот — хорошо, Дин, как хорошо, Дин, Дин.
Через пару растянувшихся на маленькую бесконечность минут Дин пихает его в плечо и хрипло смеётся.
- Ну вот, а ты ломался. Явно же накопилось, давно надо было тебя... оседлать.
- Придурок, - лениво мычит Сэм, еле разлепляя губы. - Я даже не думал, что ты когда-нибудь захочешь... так.
Дин ласково зарывается носом в волосы, целует взмокший висок и абсолютно удовлетворённо выдыхает.
- Я хочу тебя как угодно. И потом, должен же я был узнать, от чего ты каждый раз так тащишься, - он снова улыбается, Сэм чувствует это всей кожей, ему даже видеть не надо.
- Узнал? - Сэм всё-таки немного нервничает, хотя непонятно, откуда на это остались силы.
- Ага. И планирую теперь узнавать почаще, а то, знаешь, как-то не распробовал...
Сэм просто затыкает его растянутый в улыбке рот своим.
У них ещё очень много времени. Целая жизнь — и никак иначе.
end.
Будет ещё номер два, но уже, увы, не сейчас.
URL записиТащемта у меня весна, пусть и у вас будет, чо)
Я настроена нынче только на всякое сладкое и нежное, никакого хардкора и сплошное
Номер раз - по идее Майечки (потому что как всегда совпадаем, уруру): читать дальшеСэм первый раз сверху, психует, как бы не облажаться, он же знает как Дин-то сверху хорош)) Дин первый раз снизу тоже как-то нервничает, но пытается братца успокоить и, ммм, направить))
Винцест, до-Стэнфорд (но не хардкорный, Сэму типа 16-17), NC-17, сопливое PWP, 2200 слов.
Сэмми - нервный подросток. Со всеми вытекающими.
читатьСэм на секунду задерживается перед обшарпанной дверью с потёртой железной девяткой, медлит, откапывая в кармане ключ. Накрывает тёплой волной — ощущением дома, таким одновременно новым и знакомым.
Любое место, где они зависают дольше, чем на неделю, становится домом.
Любое ограниченное четырьмя стенами пространство, в котором есть Дин — это дом по определению.
Последний месяц они почти как настоящая семья. Дин ходит на работу в ближайшую автомастерскую, приносит в номер еду и запах машинного масла, целует Сэма в макушку, ерошит волосы и идёт в душ. Сэм разминает затёкшую от сидения над учебниками шею — он в выпускном классе, и несмотря ни на что собирается получить приличный аттестат, хоть Дин с отцом и не считают это чем-то важным...
А потом Дин выходит из ванной — с влажными волосами, с капельками воды на горячей даже на вид коже — и раздражение, появляющееся при любом воспоминании о разговорах с отцом, снимает как рукой. Потому что Дин такой тёплый, такой близкий, такой полностью его.
Сэму иногда стыдно за такие мысли, но он эгоистично счастлив, что сейчас отца нет рядом. Что они могут не дёргаться от каждого звука, трогать друг друга, когда вздумается, и просто... ну, просто жить, как нормальные люди, без всяких этих гонок за нечистью.
Дин, конечно, никогда не забывает о том, кто они, звонит отцу раз в два дня, заставляя Сэма иррационально злиться на эти вечные «да, сэр», но Сэм знает — ему тоже хорошо вот так, только вдвоём. Когда не надо прятаться, скрывать то, что уже давно — по меркам Сэма, целую вечность назад — стало для них настолько естественным, что отказаться от этого, вернуться на пару лет назад, когда всё было страшно, стыдно, неловко, неправильно — уже просто невозможно.
Сегодня у Дина выходной, и Сэм представляет, как он валяется в кровати — наверняка голый, уютный, сонный, потому что в свои выходные Дин предпочитает спать, сколько дают, и Сэм сейчас войдёт и сможет поймать губами его мягкую улыбку и хрипловатое «Хэй, Сэмми».
Дорогая, я дома.
Сэм улыбается своим мыслям и наконец поворачивает ключ в скрипучем замке.
Дин, вопреки ожиданиям, не валяется на стыке сдвинутых кроватей, раскинувшись, как обычно, в позе морской звезды. Но запах еды, и шум воды из ванной, и сброшенное на пол скомканное одеяло — всё говорит о том, что Сэм действительно дома.
От ощущения, что эта их жизнь на двоих может в любой момент закончиться, привычно щемит сердце. Сэм так старается не думать о том, что в любой момент они могут сорваться с места, повинуясь звонку отца, и снова мотаться из штата в штат, сутками в дороге, вместо того, чтобы осесть где-нибудь. Будь его воля, Сэм бы пошёл учиться, потом работать — на нормальной человеческой работе, в меру скучной, в меру интересной, прикупил бы домик в каком-нибудь пригороде, и чтобы каждый вечер Дин ждал его там, тёплый, родной, спокойный, как весь последний месяц.
Но так не будет, не может быть — никогда, не с ними, и каждый раз от этой мысли Сэму хочется что-нибудь сломать, или просто задрать голову к потолку и орать: почему? Почему, чёрт возьми, именно они?
Сэм хочет уметь расслабляться, как Дин — просто наслаждаться передышкой, не думая ни о будущем, ни о прошлом — только о том, что сейчас всё хорошо.
У него получается так только когда Дин сжимает его в объятиях, крепко, так, как будто никогда не отпустит — тогда Сэм заставляет себя не думать, просто не думать. А потом накатывает снова — удушающей волной, которая выбивает из лёгких воздух: это ненадолго. Не навсегда.
- Хэй, Сэмми, - Дин выходит из ванной, босой, в одних спортивных штанах, ерошит влажные волосы и улыбается тепло, мягко, так, как улыбается только Сэму, только когда они одни.
Сэм в два шага оказывается рядом, обнимает ладонями его лицо, целует, торопится, пытаясь вложить в прикосновения всё, что чувствует, пытаясь не сказать этого вслух — потому что это слишком.
- Соскучиться успел? - Смеётся Дин, отвечая на неловкие поцелуи. У него вокруг глаз собираются трогательные морщинки, и Сэм готов разреветься, как девчонка, потому что он такой дурак. Потому что Дин — вот он, и всё так хорошо. Сэм утыкается лицом ему в плечо, хватается за него, сжимая пальцы слишком крепко, и его почти колотит от переизбытка эмоций.
- Ну что ты? - Шепчет Дин, удерживает его руки, гладит по спине, успокаивая, напоминая — я рядом, я здесь, и всё действительно хорошо. - Что такое?
- Ничего, - Сэм глубоко вдыхает, вжимается носом Дину в шею. И правда ведь — ничего. - Устал просто, наверно.
Руки Дина такие крепкие и надёжные, что Сэма отпускает разом. И что он, в самом деле, вечно навыдумывает проблем...
- Совсем заучился, мелкий, - усмехается Дин, поглаживает его по голове, запускает пальцы в волосы, тянет слегка, заставляя поднять голову, и целует, медленно, вдумчиво, нежно-нежно, и Сэма начинает колотить уже от другого — он вжимается в брата всем телом, выдыхает ему в рот, и сразу улетучиваются все мысли, кроме — какой же он горячий, как хочется его такого, спокойного, домашнего, ласкового. Сэм кусает его губы, заводится с пол-оборота, торопится снова — потрогать везде, почувствовать.
- Сэмми, - мурлычет Дин ему на ухо, разорвав поцелуй. - Тебе явно пора расслабиться, сбросить напряжение, а?
И толкается бёдрами, давая почувствовать через тонкую ткань, какой он уже твёрдый, готовый, весь - для Сэма. Сэм стонет в ответ на его слова, притирается ближе, в животе жарко тянет предвкушением. Дин мягко прижимается губами к шее, тянет вверх его футболку, задевает кожу кончиками пальцев, пуская по всему телу мурашки, осторожно скользит раскрытой ладонью по голому животу, и Сэм толкается навстречу его руке, выпрашивая больше, сильнее. Дин прикусывает кожу на плече, и Сэма протряхивает, бросает в жар, он шарит ладонями по гладкой спине, цепляется за короткие волосы на затылке, хочется ближе, ещё, на полную, хочется его внутрь — до боли, до обжигающего кайфа хорошо.
Дин подталкивает его в сторону кровати, и Сэм с готовностью валится на смятые простыни, притягивая Дина на себя, обнимая ногами за пояс, и вот так правильно, вот так — лучше всего.
- Погоди, - смеётся Дин, нависает сверху, опираясь на руки, и смотрит-смотрит-смотрит, заставляя краснеть от того, сколько в этом взгляде... всего.
- Погоди, - Дин понижает голос, почти шепчет, наклонившись к уху, обдавая горячей волной воздуха. - Не торопись, - скользит губами по шее, ключицам, и ниже, по животу, расстёгивает наконец джинсы и обнимает ртом крепкий член. Сэм не сдерживается, подбрасывает бёдра в жаркое и влажное, и Дин мычит-стонет, вибрирует горлом, заставляя задыхаться от бешеного кайфа. Сэм сжимает в кулаках покрывало, толкается, сбиваясь с ритма, и теряет голову, совсем.
- Дин...
Дин смотрит снизу, тёмным, непонятным взглядом, выпускает член изо рта, прижимается щекой к бедру, и молчит, только дышит неровно. Сэм раскидывает ноги шире, просит всем телом — ну, давай, ну.
Сэм хочет попросить вслух, но слова застревают в горле, и Дин какой-то странный, не такой, как обычно, и он как будто ждёт чего-то. Сэм неловко ёрзает бёдрами по постели, тянет его на себя, ловит губы. Дин выдыхает, толкается вниз, и вот, вот так, ну же...
А потом Дин мягко, но сильно, в одно движение переворачивает их и вдруг оказывается снизу, под Сэмом, твёрдый, горячий, и снова смотрит непонятно, и выгибается, раздвигает ноги, и улыбается уголком губ.
Сэм задыхается от осознания, и ему вдруг становится страшно. Так у них ещё никогда не было, Дин с самого начала был сверху, и Сэму никогда даже в голову не приходило попробовать поменять... раскладку. Когда Дин вжимался в него, входил плотно, сильно, горячо, Сэму каждый раз срывало крышу от того, насколько они в такие моменты целые, как две идеально совпадающие детали. И он почему-то даже не думал, что можно и по-другому, ведь Дин всегда вёл — потому что Дин старше, сильнее, опытнее, и вообще...
- Дин...
- Давай, Сэмми, - говорит Дин, хрипло, жарко, посылая волну возбуждения по позвоночнику. - Тебе же хочется.
- Я... Я не... - Сэм сглатывает, пытается перебороть неожиданное смущение.
Дин скользит ладонями по спине, сжимает его ягодицы — привычно, правильно, и притирается вплотную, заставляя невольно толкнуться навстречу.
- Ну давай, ты же уже делал это... с девочками, да? - Дин шепчет в ухо, трётся об его живот членом, и так вдруг легко представить, как в нём внутри — жарко, узко, до боли хорошо. Наверняка лучше, чем с теми двумя девочками, с которыми Сэм успел такое попробовать ещё в той, прошлой, кажется, жизни.
Сэм не может удержать стона, и Дин довольно улыбается, обнимает ладонью его член, ведёт вверх-вниз, сжимая недостаточно плотно.
- Дин, я не могу, - выдыхает Сэм, неконтролируемо толкаясь в крепкий кулак. - Я не знаю, как, а если я тебе больно сделаю?
- Как это не знаешь? - Смеётся Дин, прихватывает губами кожу на шее. - Я столько раз тебе показывал, неужели ты не запомнил?
Сэм зажмуривается, мотает головой. Нет, он не может... так, он не может быть главным, взять на себя ответственность, в конце концов, и как так вообще можно — взять и трахнуть Дина, такого сильного, такого... Дина?
- Ладно, - вздыхает Дин и перекатывается обратно, снова накрывает собой, так привычно и правильно, и Сэм облегчённо выдыхает, надеясь наконец закончить с этим дурацким недо-экспериментом и просто получить в себя его член.
Но Дин явно не собирается так быстро сдаваться — и вот впёрлось ему в голову, ну зачем, - он садится на Сэма верхом, тяжёлый, горячий, хватает его руки и заводит себе за спину, наклоняется ниже и начинает говорить.
- Сэмми, мой Сэмми, ты такой горячий, такой красивый. Смотри, как я хочу тебя, - он выгибается, выставляясь, обхватывает в кулак твёрдый член, дрочит напоказ, бесстыдно, резко, размашисто. - Не могу, как хочу тебя, - он сбивается с дыхания, втягивает воздух сквозь зубы, а у Сэма мозги плавятся от того, какой он, и Сэм, кажется, сейчас просто кончит, только от того, что не знает, что ещё делать. Он осторожно ведёт ладонями по влажной спине Дина, и тот прикрывает глаза, облизывает губы, выдыхает:
- Ты такой большой, Сэмми, как представлю, что ты меня выебешь своим здоровым членом, ох, Сэмми, такой уже огромный, ну, давай, потрогай...
Сэм как будто завороженный, и он не может не послушаться — осторожно сжимает в ладонях крепкие ягодицы, и они стонут синхронно, на два голоса, и всё это так грязно, откровенно, так...
- Дин, - Сэм чуть не всхлипывает от избытка ощущений. - Дин, я не...
- Не дрейфь, мелкий, - Дин пьяно ухмыляется, подталкивает его руку ниже, и Сэм натыкается пальцами на влажное горячее отверстие. - Просто чувствуй, и делай, как хочется.
- Ты что... ты п-подготовился? - Сэм тычется пальцами, пробует — скользко, мокро, жарко, невозможно.
- Да я задолбался уже ждать, пока ты сам созреешь. - Дин тяжело, громко дышит, насаживается на пальцы сам, крутит задницей. - Уже сто лет хочу тебя так, как увижу твой хрен, аж сводит всё, и чего ты тормозишь, ну...
Дин обхватывает его рукой, направляет в себя — и Сэм не успевает, ничего не успевает, он просто оказывается внутри, весь, полностью, и Дин выгибается на нём, сжимает горячими гладкими стенками, сильно, сладко, и Сэм не может, совсем не может сдержаться — подаётся ему навстречу, жадно смотрит, как Дин зажмуривается, прикусывает припухшую губу, и Сэм знает, как это — когда изнутри распирает, когда много, слишком много, и так правильно, и он надеется, что Дину так же хорошо, как ему.
- Дин... Дин... - Сэм беспорядочно толкается вверх, выбивая из Дина рваные выдохи. - Не больно, Дин? Тебе не больно?
- Заткнись, а, - стонет Дин, цепляясь за его плечи, и Сэму необходимо, просто необходимо его поцеловать — он тянется, поднимается на локтях, и Дин матерится, захлёбывается воздухом, пульсирует внутри, и да, да, вот так...
Дин тяжёлый, и Сэму не хватает сил, чтобы толкаться так, как нужно, как лучше всего, и он тянет Дина за руку, переворачивает, подминая под себя — получается не так ловко, как это может Дин, и Сэм кажется сам себе жутко неповоротливым, нескладным, а Дин под ним такой гибкий, такой напрочь идеальный, и как можно вообще о чём-то думать, когда он обхватывает за пояс ногами, вжимает в себя плотнее, стонет хрипло, беспорядочно шепчет — ну, дай мне, да, вот так, Сэмми, вот так, хороший, ещё, а-ах, - когда подмахивает и царапает плечи короткими ногтями, сжимает так, что наверняка останутся синяки.
Сэм растворяется в нём полностью, расплавляется, сливается в одно с ним, таким горячим, невыносимо узким, таким открытым, раскрытым, таким полностью его, и просто чувствует, как Дин и хотел — ловит его стоны губами, кусает шею, слушает каждый выдох, стараясь распознать, от чего ему сносит крышу, и теряется совсем, уже не понимает, с чьих губ срываются стоны, всхлипы, и откуда на языке соль — от того, что у него текут слёзы или от того, что Дин весь солёный от пота.
- Давай, Сэмми, давай, - выдыхает Дин, просовывает ладонь между их телами, дрочит себе рвано, сбиваясь с ритма, и Сэм зажмуривается, уткнувшись лбом в его плечо, и кончает, краем сознания удивляясь, что так долго продержался, и всем телом чувствует дрожь Дина, как его протряхивает оргазмом, и ловит его губы, вылизывает протяжный стон, сбивчиво шепчет ему в рот — хорошо, Дин, как хорошо, Дин, Дин.
Через пару растянувшихся на маленькую бесконечность минут Дин пихает его в плечо и хрипло смеётся.
- Ну вот, а ты ломался. Явно же накопилось, давно надо было тебя... оседлать.
- Придурок, - лениво мычит Сэм, еле разлепляя губы. - Я даже не думал, что ты когда-нибудь захочешь... так.
Дин ласково зарывается носом в волосы, целует взмокший висок и абсолютно удовлетворённо выдыхает.
- Я хочу тебя как угодно. И потом, должен же я был узнать, от чего ты каждый раз так тащишься, - он снова улыбается, Сэм чувствует это всей кожей, ему даже видеть не надо.
- Узнал? - Сэм всё-таки немного нервничает, хотя непонятно, откуда на это остались силы.
- Ага. И планирую теперь узнавать почаще, а то, знаешь, как-то не распробовал...
Сэм просто затыкает его растянутый в улыбке рот своим.
У них ещё очень много времени. Целая жизнь — и никак иначе.
end.
Будет ещё номер два, но уже, увы, не сейчас.